Ирэна Адамовна Бородзюля

Когда рушился мир, мы были раненые и голодные, но над всем этим царила красота и искусство.
Вы знаете, забывается голод и все забывается, потому что красота не имеет отношения ни к войнам, ни к революциям. Она всегда царит над всем. И вот удивительная вещь – до сегодняшнего дня стоят эти картины. Ну вот сейчас очень многие художники, которые прошли войну, пишут об этом и пишут, как было красиво на войне. Эти разрушенные дома, эти трубы… и Петербург был весь заледенелый, все было белое и синий горизонт, и за него падало это кроваво-малиновое солнце на закате. Я помню… оно меня так мучало, мне все время хотелось нарисовать это малиновое солнце.
И вот так в блокаду мы лежали… уже нас в постели положили. В декабре месяце. Одетыми, под бабушкиной периной. Валетом. Брат в одну сторону, я в другую. И так мы лежали, не поднимаясь до весны. Ни разу нас не мыли. Ну и нам эти крошечки хлеба давали, лепешки из дуранды, студень из столярного клея… он был такой вкусный, что даже сейчас мне настоящий студень не кажется таким вкусным, как тогда. И была такая красота… Такие тени, такая темнота…
А еще по радио между четырьмя и пятью часами была литературная передача. Мы ее всегда так ждали… Еще я помню мама приносила и переписывала стихи Ольги Берггольц. На бумажке мы их читали. И потом по радио слушали ее голос. Радио было единственным, что связывало нас с чем-то человеческим.